новости

Заброшенные земли России: причины и последствия

Евгений Шварц

руководитель Центра ответственного природопользования Института географии РАН, доктор географических наук, заслуженный эколог РФ

Ольга Орлова: По данным Гринпис, сейчас в России 76 миллионов гектаров заброшенных земель. Большая часть из них зарастает лесами, которые пылают и пылают пожарами. Ответ на эту проблему есть и у ученых, и у предпринимателей. Но почему же задача не решается? Именно об этом мы и будем говорить «по гамбургскому счету» с руководителем Центра ответственного природопользования Института географии Российской академии наук Евгением Шварцем.

Несмотря на постоянные сообщения в прессе о лесных пожарах в Якутии и других регионах и заметных с каждого спутника незаконных вырубок леса на Дальнем Востоке, в России наблюдается постепенный рост площади лесов. По данным Рослесинфорга с 2010 года территория российских лесов увеличилась на 4,3 миллиона гектаров. Эксперты Рослесинфорга убеждены, что кризис невосполнимого сокращения лесов, который ранее наблюдался в нашей стране, миновал.

И сегодня актуальная площадь лесов составляет больше миллиарда гектаров. А на каждого жителя России в среднем приходится по 5 гектаров леса. Настоящая причина прироста лесных площадей заключается в увеличении площади лесов на землях сельхозназначения и, частично, включения в состав Лесфонда заросших сельхозземель. Такие леса составляют около 1/10 части всех лесов нашей страны и делятся на две основные категории. Около 40 миллионов гектаров – это бывшие колхозные и совхозные леса (частично включенные в состав Гослесфонда, а частично оставшиеся в составе земель сельхозназначения).

И еще более 60 миллионов гектаров – это спонтанно выросшие деревья на заброшенных землях, предназначенных для сельскохозяйственных работ. Большая часть этих лесов не имеет сейчас четкого правового статуса, а сам факт существования такого леса на землях сельскохозяйственного назначения по действующему законодательству рассматривается как критерий неиспользования земли по целевому назначению. За это предусматриваются непомерные штрафы или изъятие земли через суд без компенсации. Такая правовая практика порождает почти неограниченную рубку деревьев. А зачастую расчистка сельхозземель попросту осуществляется методом пала, вызывающего новые лесные пожары.

Евгений Аркадьевич, вот многие из нас, когда мы покидаем наши города и едем по пространствам России, мы видим, как много заброшенных земель. Большая часть этих земель зарастает лесом. Я знаю, что вы, специалисты, называете этот эффект «самозарастанием». И вот Гринпис откартировал площади России, и тут выясняется, что 76 миллионов гектаров у нас, в нашей стране, заброшенных земель. Мы знаем, что в 2022 году Рослесинфорг обещал нам дать более точные цифры. Мы будем знать, сколько заброшенных земель у нас точно. Но вот вопрос: откуда они берутся? Это чья вообще земля?

Евгений Шварц: Это земля сельскохозяйственного назначения, и она зарастает, потому что сельское хозяйство на ней вести невыгодно.

Ольга Орлова: А кому она принадлежит? Вот давайте посмотрим.

Евгений Шварц: Ну мы видим, что 58% земель сельхозназначения – это государственная и муниципальная собственность, и 21% - это нераспределенная паевая собственность. То есть это те квартиры, которых не раздали тем, кто живет в деревне. То есть это паевая земля членов колхозов и совхозов, которую они по разным причинам не получили. Потому что не было денег заплатить землемеру, потому что люди боялись, не понимали, а что они с ней будут делать и так далее.

И чем больше сейчас эта земля в цене, тем больше появляется, по идее, спрос. Вот 21% - это тот резерв, который, по идее, должен приобрести своего частного владельца. Вот 7% - это те, кто смогли получить… оформить пай, и с соблюдением всех процедур получить это в свою паевую собственность. И в некоторых областях это было легче, в некоторых было сложнее, в некоторых (как в Московской) это был такой… сложенные схемы отъема паевой земли в интересах крупных промышленных или финансовых… ну финансовых структур…

Ольга Орлова: Групп.

Евгений Шварц: Групп. Но тем не менее во многих областях дальше Москвы люди, кто хотели оформить собственность, они оформляли. Покупают и, собственно, сейчас мы опираемся на их успешный или неуспешный…

Ольга Орлова: Опыт, да?

Евгений Шварц: Опыт. То есть это земля сельхозназначения, на которой четко определено, что можно, что нельзя. И, собственно, про этот весь разговор, почему она зарастает и нельзя ее ввести в лесное хозяйство. Но при этом, поскольку земля государственная, и у нас нету почти государственных эффективных собственников, то она не разграничена. Потому что там не ведется сельское хозяйство.

Ольга Орлова: Ну вот, смотрите. Мы видим, что в результате вот таких сложных процессов, во многом которые запустились в начале 1990-х, - до сих пор они не закончены и не решены – огромные площади находятся под вот тем самым самозарастанием.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Какие из этого последствия?

Евгений Шварц: Это сейчас приводит к тому, что у нас земли сельскохозяйственного назначения на больших территориях севернее, скажем, Орловской области зарастают лесом.

Ольга Орлова: То есть это от Черноземья вверх, да?

Евгений Шварц: Да. Это все потому, что если мы посмотрим статистику, то в большинстве случаев в Черноземье там все эффективно используется и там…

Ольга Орлова: И хорошо осваивается.

Евгений Шварц: Хорошо осваивается. Там…

Ольга Орлова: Там, наверно, заброшенных земель немного?

Евгений Шварц: Ну по некоторым областям там это 3-4%. Более того, это может быть и хорошо, потому что это то, где, по идее, можно делать лесозащитные полосы, улучшать микроклимат и так далее. А вот все, где сельское хозяйство менее продуктивное, там зарастает. И это не первый случай. У нас в истории страны уже был такой момент (1958-1980 год), когда Никита Сергеевич Хрущев разрешил колхозникам получать паспорта.

Те, кто не пил и хотел изменений к лучшему, получал паспорт и уезжал в город. И у нас, начиная с 1960 года, со скоростью 1% полей в год, началось зарастание сельхозземель. По тогдашней нормативно-правовой базе, ну грубо говоря, нужно было сажать директоров совхозов и председателей колхозов. Естественно, никто этого не хотел, но к 1980 году уже стало невозможно скрывать заросшие березой, осиной…

Ольга Орлова: Поля. Ну то есть не поля, а как бы площади.

Евгений Шварц: Ну уже, так сказать, заросшие лесом сельхозугодья. Это стало невозможно выдавать за кустаренные пастбища. И, соответственно, в районе 1980 года это все было переведено в земли Гослесфонда, и у нас лесистость европейской территории России увеличилась на 20%. Вот, кстати, совпало: все авиа- и картографические наблюдения, они статистикой…

Ольга Орлова: Подтверждены.

Евгений Шварц: Да, были подтверждены. И сейчас у нас идет абсолютно точно такой же процесс. При этом, как показала практика, от того, что это передается в земли Гослесфонда, это не решает проблему обеспечения лесом лесной промышленности и населения.

Ольга Орлова: Да. То есть на самом деле кажется, что если идет самозарастание, если у нас увеличивается просто количество леса, то это должно как-то сказываться… для лесной промышленности это должно быть хорошо.

Евгений Шварц: Ну вот в этом-то и есть проблема. Что до того, как… до поручения Президента 2013 года и реально у нас до сегодняшнего дня, все, что зарастает теми или иными процессами (в каждом субъекте Российской Федерации там у них свой режим), но это передается в земли Гослесфонда. Но это не решает проблему лесообеспечения российской промышленности.

Ольга Орлова: Почему?

Евгений Шварц: Потому что у нас лесовосстановление Гослесфонда, которое делают лесхозы, крайне низкоэффективное. У нас гибнет 53,5-57% культур. У нас в среднем, для того, чтобы было хотя бы как в Белоруссии, которая там… Белгослес государственный, но он хотя бы более экономически эффективный, и там можно посмотреть. Там площадь агроуходов и рубок ухода составляет примерно 110-180% от площади посадок. У нас это 27-29. То есть у нас мы тратим средства и при этом почти ничего не получаем. То есть то, что мы получаем не отличается от самозарастания. Более того, у нас здесь ведь разруха, как говорил Булгаков, она в головах. Она вовсе не в туалетах и не в подъездах.

Государство сажает это не на арендованных в лесопромышленных целях лесах. То есть реально нет экономически заинтересованных тех, кто будет это выращивать. Потому что то, что сажают лесопромышленники, там более-менее нормально. Потому что понятно, что если там не будет лесного ресурса, то, в общем, они обанкротятся. А на том, что находится вне аренды, мы сажаем хвойные монокультуры, которые горят, которые гораздо хуже в смысле сохранения биоразнообразия, которые в полтора-два раза… меньше аккумуляция углерода. И это, соответственно, с точки зрения климатической политики, это совершенно невыигрышно.

Ольга Орлова: То есть для нас смешанные леса в этом смысле намного важнее, чем какая-то хвойная монокультура засаженная?

Евгений Шварц: Да, безусловно. Вот в чем проблема? Хвойные монокультуры нужны тем, кто рубит лес для того, чтобы его перерабатывать. Если мы это, в абстракции, в закрома Родины, то это никому не нужно. Посмотреть… Вспомните, если кто, 2010 год, когда был пожар. Что у нас горело? У нас горели самые густонаселенные территории, где почти нету лесов в промышленной аренде. Горела Воронежская область, горела Нижегородская область, горела Московская область.

Когда я выступал на лесопромышленном форуме, ко мне подошел вице-губернатор Ленинградской области и говорит: «А у нас не горит». Ну потому что если у лесопромышленника сгорит его аренда, то ему или вешаться, или идти по миру. И поэтому уже дальше никто не разбирался, сертифицировано, не сертифицировано. Брали частные охранные предприятия, нанимали людей и занимались охраной. Если мы посмотрим на график пожаров, то мы увидим, что, несмотря на то, что финансирование борьбы с пожарами из федерального бюджета все время увеличивается…

Ольга Орлова: Да, это мы знаем.

Евгений Шварц: Площадь пожаров очень сильно растет. Причем эти цифры, которые вот на этих графиках – это только пожары на землях Лесфонда. А если мы посмотрим ландшафтные пожары, которые, так сказать, по данным ИСДМ-Рослесхоз и по данным спутников, там еще нужно прибавить 6-7 миллионов гектаров.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Ну мы видим, ну, посмотрите, за 11 лет это просто рост невероятный.

Евгений Шварц: Да. И здесь есть две причины. Или несколько причин. Первая, то, что у нас лесное хозяйство не адаптировано к изменению климата и категорически не хочет адаптироваться. Наша великая система пришла к нам из Германии в XIX веке. И она была тогда, когда не хватало елки. Она стоила дороже.

Ольга Орлова: То есть, это времена, вот когда строилось российское лесничество.

Евгений Шварц: Да, да.

Ольга Орлова: Вот эта система лесного ведомства.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Которая тогда была приравнена к кадровым военным.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Были люди. И, соответственно, но это устаревшее?

Евгений Шварц: Это, во-первых, абсолютно устаревшее. Потому что, во-первых, мы прекрасно понимаем, что то, что у нас использование расчетной лесосеки меньше 30% не потому, что у нас плохие лесопромышленники, вот бездельники и не хотят лишней прибыли.

А проблема в том, что это оставшиеся 70%, они экономически недоступны. Это бессмысленный показатель, который все время выходит боком. Потому что я вполне понимаю вице-премьера Трутнева, который говорит: «Слушайте, если у нас использование расчетной лесосеки 30%, почему мы не можем ее увеличить в два раза?». Да потому, что нет дорог.

Потому что этот лес никому не нужен. Потому что вырубка лиственницы в Якутии никому никакой прибыли не принесет. И именно поэтому стоит та проблема, которую ставят экологи. И именно поэтому, наверное, Президент слышит экологов. Что, перестаньте думать, что перевод заросших лесом земель сельхозназначений в землю Гослесфонда решает хоть какую-то проблему. Не решает.

Это просто недостаточные бюджетные средства начинают размазываться тонким слоем на большие площади. И решение проблемы – это как раз то, что предлагалось в поручении Президента от 2013-го года до 2020-го. Сейчас мы рассчитываем, что будет еще одно поручение по итогам декабрьской встречи с Советом по правам человека.

И это было в лучшей степени отражено в Постановлении Правительства 1059 от 21 сентября прошлого года, которое наконец стало создавать возможность лесохозяйственного использования лесов на заросших землях сельхозназначения.

Ольга Орлова: Потому что до этого времени те земли, которые предназначены для сельского хозяйства, на этих землях лесом заниматься было нельзя собственникам, правильно?

Евгений Шварц: Да, да.

Ольга Орлова: Но, с другой стороны, мы видим, да его было нельзя, но зарастание-то происходило. И что в результате?

Евгений Шварц: В результате мы имеем на огромном количестве субъектов Российской Федерации заросшие лесом поля. И этому лесу примерно 15, 20, до 30 лет. Поскольку у нас есть соответствующие службы, которые должны следить, чтобы законы выполнялись, даже если они не очень соответствуют реальности.

Ольга Орлова: Ну вот идет самозарастание, приходит, соответственно…

Евгений Шварц: Да, приходит Россельхознадзор.

Ольга Орлова: И говорит, что у вас…

Евгений Шварц: И штрафует от 50 тысяч индивидуальных лиц.

Ольга Орлова: Физлиц, да?

Евгений Шварц: Да. И до 700 тысяч…

Ольга Орлова: Это юрлица.

Евгений Шварц: Да, юрлица.

Ольга Орлова: Вот у вас самозарастание, вот, пожалуйста, вы с этим что-то делайте. Что дальше делают?

Евгений Шварц: Ну, естественно, поджигают. Если нет…

Ольга Орлова: То есть, люди просто сжигают лес на своей территории, чтобы не попасть под штраф?

Евгений Шварц: Люди стремятся от него избавиться. Самый простой…

Ольга Орлова: Сжечь.

Евгений Шварц: Сжечь. Там что-то можно сжечь, что-то спилить и так далее, что-то можно сделать вид, что там закустаренный луг. Но целый ряд ландшафтных пожаров, безусловно, связан с тем, что люди пытаются уйти от штрафов.

Ольга Орлова: Ну вот смотрите, Евгений Аркадьевич, вот вы говорите, что решение для того, чтобы с этими заброшенными землями, чтобы не происходило вот эта бессмысленное самозарастание, которое потом ликвидируется пожарами…

Евгений Шварц: Нет, ну, естественно, то есть оно…

Ольга Орлова: То есть, решение в том, чтобы собственники могли заниматься на этой земле тем, что выгодно. Выгодно им заниматься сельским хозяйством, занимайтесь сельским хозяйством, выгодно заниматься лесозаготовками, заниматься лесом. То есть дать свободу собственнику.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Свободу решения.

Евгений Шварц: Естественно. Потому что основной аргумент, что, если у нас огромная территория земли уже имеет значимый, имеет арендатора и собственника, то почему мы ограничиваем собственника в использовании им его собственности? В целях…

Ольга Орлова: Это звучит, это звучит очевидно, что, действительно, это люди должны решать сами. Но тут же ведь как? Всегда есть разные риски, что называется.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Ну, первый риск, я вот хочу вас спросить, вы заслуженный эколог России.

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Если собственнику на таких больших площадях дать свободу выбора, не будет ли у этого каких-то серьезных экологических последствий? Мы знаем на других примерах, что частный собственник об экологии думает, ну, почти в последнюю очередь.

Евгений Шварц: Я, наверное, самый правый из экологов. Значит, ситуация следующая. Во-первых, у нас любой крупный лесопромышленник, арендатор леса, а тем более экспортно ориентированный, он хочет быть экологически ответственным. Потому что, если он подорвет ресурс, он же платит за аренду, он платит за лесовыращивание. Если он не будет получать восстановление лесоресурсов, он прогорит.

Второй момент. Если ты используешь лес экологически неустойчиво, если у тебя нет сертификации лесного попечительского совета, то ни на каких зарубежных экспортных рынках ты не нужен. Там есть…

Ольга Орлова: То есть, вы считаете, что угрозы экологической здесь нет?

Евгений Шварц: Наоборот.

Ольга Орлова: Скорее, наоборот.

Евгений Шварц: Наоборот. Смотрите, главная лесная экологическая проблема – это уничтожение первичных, старовозрастных, разновозрастных лесов, удаленных от человека. Здесь мы говорим про те леса, которые гарантированно выросли на пахоте. При этом, в этих лесах наибольшая плотность дорог. И они ближе всего к населению.

Вот что лучше отдавать под экстенсивное, интенсивное, неважно, под лесное хозяйство? То, что ближе к человеку, уже имеет инфраструктуру. И гарантированно имеет более низкую экологическую ценность? Или отдавать первичные леса, или сохранившиеся хвойные, широколиственные и так далее? То есть, мне кажется, что здесь…

Ольга Орлова: Ну, ответ-то очевиден.

Евгений Шварц: Да, ответ очевиден.

Ольга Орлова: Конечно то, что является, как бы, ближе, ближе к человеку.

Евгений Шварц: Да. Это вот просто уникальная ситуация, когда лесопромышленники и экологи вместе выступают за…

Ольга Орлова: Выступают на одной стороне.

Евгений Шварц: Конечно.

Ольга Орлова: Ну хорошо. Допустим, экологические риски здесь невысокие, и, может быть, даже минимальные. Но не получится ли тогда так, что мы получим большие земли, которые не будут заброшенными, и там будут леса, но мы получим пустые полки?

Евгений Шварц: Спасибо.

Ольга Орлова: Нет ли здесь тогда угрозы тому, что просто мы останемся без продуктов?

Евгений Шварц: Вот этот аргумент часто звучит. И он, на мой взгляд, он звучит только у тех, кто живет каким-то там старыми догмами. Смотрите. Если мы посмотрим официальную статистику, хоть Росстата, хоть Российского таможенного комитета, хоть ФАО, у нас, начиная с 2011-го года, экспоненциально растет экспорт пшеницы.

Ольга Орлова: В России, да.

Евгений Шварц: Да. Мы впервые за, там не помню, за сколько, порядка ста лет, вышли в число основных экспортеров. Более того, если мы посмотрим не только на экспорт пшеницы, но экспорт всех остальных хозяйственных комодитиз, как говорится, то за исключением одного какого-то очень мелкого, у нас рост экспорта идет, ну, не в геометрической, в арифметической прогрессии.

При этом у нас в два раза увеличилась продуктивность на гектар. И при этом мы все показатели там продовольственной программы перевыполнили. То есть, при этом это произошло, то есть, я специально говорю про 2011-й год, тогда, когда у нас зарастали или заросло 76 миллионов гектаров. Вы спросите: как же так, почему?

Ольга Орлова: То есть, как бы, что получается? Что количество заброшенных земель у нас увеличивается, а, на самом деле, а продовольствие, которое мы вырабатываем и даже поставляем на экспорт, оно при этом растет?

Евгений Шварц: Да.

Ольга Орлова: Значит вопрос продовольственной безопасности и вот этих заброшенных земель, это вопрос не связанный? То есть, это не влияет, это количество не влияет на то, сколько мы производим продукции?

Евгений Шварц: Понимаете, в чем дело? На продовольственную безопасность и насколько мы производим продукции влияет эффективность сельскохозяйственного производства. Вот когда сейчас частные агрохолдинги вкладывают в то, что дает максимальный эффект, мы получаем максимальный эффект.

Когда у нас коммунистическая партия заставляла вырубать и осваивать поля, луга и, в общем, землю вплоть до северной тайги, и у нас рожь и овес давали 2,5-4 центнера на гектар, то это просто съело российский бюджет. Это, собственно, привело нас к тому, к чему, к сожалению, произвело.

Более того, сейчас есть вот эта, на мой взгляд, высокая опасность, что мы и сейчас вот этот момент с высокими ценами на нефть можем так же бездарно пропустить, как это было после 1974-го года. Потому что, когда появилась тюменская нефть, и была высокая цена, мы во что это вложили? В БАМ. Хорошо, понятно, результат знаем.

Ольга Орлова: Мы знаем.

Евгений Шварц: Мы вложили в программу мелиорации Нечерноземья. К чему это привело? К тому, что мы мелиорировали верховые болота и другие малопродуктивные территории, которые менее продуктивны, чем то, что уже тогда зарастало лесом. В этом же вся проблема. То есть, разруха, она, еще раз, она не в подъездах, не в туалетах, она в головах.

То есть, если мы понимаем, что средства бюджетные, частные нужно вкладывать там, где они дают больший результат, в продукцию на гектар, то мы там, вот так и решается проблема продовольственной безопасности.

Ольга Орлова: В чем будет выражаться эта свобода собственника? То есть, что нужно сделать?

Евгений Шварц: Первое – это нужно дополнить Земельный кодекс, в частности, 78 статью, что лесовыращивание является одним из видов сельскохозяйственного производства. Это вот…

Ольга Орлова: То есть, лесовыращивание внести в сельскохозяйственное производство…

Евгений Шварц: Конечно.

Ольга Орлова: Тогда у собственников этих самых земель, которые мы считаем, как бы, заброшенными теперь, да, то у них тогда появится возможность делать, выращивать там лес. И, таким образом, прекратится…

Евгений Шварц: Да, уменьшатся пожары, на мой взгляд, появится осмысленность, что тот, кто арендует и платит налоги государству, будет сам решать, как ему лучше и больше заплатить налогов и оставить своим детям. Выращивая пшеницу, рожь, березу, елку.

Ольга Орлова: Спасибо большое! У нас в программе был доктор географических наук, заслуженный эколог Российской Федерации Евгений Шварц. А все выпуски нашей программы вы всегда можете посмотреть у нас на сайте или на YouTube-канале Общественного Телевидения России.